Нa Северо-Западе Камеруна в осыпавшемся кратере допотопного потухшего вулкана плещутся желто-зелено-коричневые воды озера Ниос, прозванного жителями окрестных деревень «Желудком дьявола». А как же его еще называть, если в дождливые осенние дни озеро вдруг делается кислым-прекислым, ядовитым, обжигающим.
Случайно попавшие в него домашние животные могут лишиться кожи. Еще Ниос коптит рыбу. Если мясо искупавшихся в его водах и покрывшихся после этого язвами коров, овец, свиней для еды непригодно, а павшие животные не разлагаются под палящим солнцем по полгода и более, то всплывшая рыба становится золотистой и духовитой — настоящим деликатесом.
Но не только этими странностями примечательна вода кратера. Раза два-три за лето выкидывает озеро и прилегающие к нему земли фортели похлеще, о которых британский ботаник, доктор Чарлз Кромвик, в 1911 году на страницах журнала «Дикая природа» рассказывал следующее.
«Отправился я к озеру, наняв носильщиками двух сильных и покладистых аборигенов. Признаюсь, меня здорово подгоняло тщеславие — ни с кем из зачастивших сюда коллег не желал делить лелеемую славу, вполне вероятную, если найду то, о чем был наслышан. Передвигались мы верхом и, когда вдали замаячило мутное водное зеркало, увидели слева от тропы кибитки, шатры, низкорослых лошадок и долговязых смуглых людей. Я скверно изъясняюсь на здешнем наречии. Все-таки уловил в словах, обращенных к нам, предостережение: «Бойтесь воды, вода нынче плохая».
Носильщики встревоженно посмотрели на меня — ехать дальше или нет? Я принял решение продолжить путь. Но уже через пятнадцать минут вялой рыси пожалел о том, что не внял совету. Беда нас настигла нешуточная. Сначала стало не хватать воздуха. Вскоре выяснилось, что его нет вообще. Теряя сознание, повернули назад. Воздух появился, но почти непригодный для дыхания, разряженный, тисками сжимающий легкие. Тут вдобавок земля задрожала, вздыбилась, разошлась глубокими и широкими трещинами. Нет, это не было землетрясением, потому что три непонятно как сформировавшихся земляных холма, сбрасывая с себя кустарник, тяжелые валуны, разбежались друг от друга в стороны, застыли и успокоились. Встревоженная земля выстреливала синей пылью. Во рту пересохло. Язык обжигало то кислым, то горьким.
Когда сознание прояснилось и я обрел способность нормально мыслить, продолжили путь. Вот и знакомая давешняя стоянка. Ужас, парализовал при виде ее. Все до единого смуглые мужчины были мертвы. Отчего, в чем причина трагедии, я понял сразу, как только моя лошадь переступила через некую незримую черту, отделяющую нас от мертвецов. За этой чертой для них, когда были живыми, определенно не нашлось воздуха. Погибшие, несомненно, угодили в безвоздушный пузырь, оболочка которого переливалась, покачивалась, будто мыльная радужная пленка.
Носильщики, спасибо им за находчивость, сбросили меня с лошади, перенесли в безопасное место, на возвышенность, обдуваемую холодным сгущенным воздухом. Лошадь моя, оставленная в гиблом месте, прежде чем испустить дух, долго билась в конвульсиях. Я нашел в себе силы принять происшедшее как должное. Носильщики объяснили, что люди здесь умирают всегда, когда озеро играет. Сказали, что искомое мною теперь прямо передо мной. Сегодня идти туда опасно, надобно переждать».
Что все-таки искал доктор Чарлз Кромвик? Ни много ни мало — рощу медовых деревьев, которая, как показали дальнейшие события, вовсе не миф, существует на самом деле, являя собою, пожалуй, одну из потрясающе таинственных загадок нашей планеты.
Медовое дерево, по словам доктора, реликт с самыми необычными свойствами. Его полый изнутри, губчатый, снаружи пробковый ствол безостановочно вырабатывает густую, приторно-сладкую патоку, запахом напоминающую вересковый мед. Когда полость ствола переполняется, пробковая кора трескается, и патока ручейками изливается на землю, становясь добычей для заготовителей. Недели не проходит, как пробка срастается, и в деревьях вновь начинается медообразование. Деревья, растущие вплотную друг к другу, имеют листья-лопухи, прозрачные, ломкие, как слюда, со вкусом черного перца. Носильщики рассказывали доктору, что заготовители питаются только пропитанной патокой глиной, из которой растут медовые деревья. Благодаря целебным свойствам этой «халвы» они продлевают себе жизнь до 130-160 лет.
Чарлз Кромвик встречался с долгожителями рощи. Движения их медлительны, кожа сродни пергаменту, глаза слезятся. По его мнению, некоторым было по 200 и более лет. На вопрос, употребляют ли они в пищу мясо и рыбу, ответили, что если бы они, поедатели медовой глины, хоть однажды сделали это, то непременно бы умерли, причем после долгих мучений. А если следовать привычному сладкому рациону, то можно по нескольку часов, даже дней обходиться без воздуха, когда он накануне сезонов проливных дождей исчезает из рощи. «Мы при малом воздухе засыпаем, просыпаемся при большом», — говорят они.
Очерк доктора Чарлза Кромвика пестрит и другими любопытными фактами. В частности, такими. «Производство» патоки возможно лишь тогда, когда ставшие кислыми и ядовитыми для людей и животных воды озера Ниос затапливают рощу на треть высоты деревьев. Вода стремительно уходит в землю, в естественные резервуары-пустоты. Некоторые деревья проваливаются в них по верхушки, чтобы дать побеги для трех-пяти новых деревьев. В 1910 году доктор Чарлз Кромвик насчитал в роще 388 медовых реликтов, на которых гнездились птицы разных размеров и окрасок. Птицы — заметил он — клевали не патоку, а только кору, листву и стволы у корней. По поведению пернатых можно было достоверно определить начало истощения атмосферы — птицы шумно взлетали и, подхваченные ветрами, парили в выси, чтобы, переждав напасть, вернуться в места привычного обитания, не всегда безопасные из-за «поведения» набухшей от воды глины.
Доктор утверждает, что когда он рискнул вернуться в рощу, в которой еще было полным-полно луж, ему показалось, что земля резиновая, ибо она растягивалась, не давая ногам увязнуть, в то же время старые деревья погружались в серый с белыми и лиловыми пятнами смыкающийся над ними грунт. Аборигены говорили: «Земля живая, ей тоже надо быть сытой». Время полного насыщения они определяли по кроваво-красным зорям, колышущимся над восточной линией горизонта, прошиваемым сильными разрядами молний.
В «Энциклопедии чудес» Марка Курно можно прочесть о том, что Чарлз Кромвик на протяжении двадцати лет наведывался в рощу медовых деревьев, откуда неоднократно привозил в Лондонский музей природоведения срезы пористой коры, пропитанную патокой глину, загустевший мед. К сожалению, драгоценные образцы Кромвика ни в чем не убедили коллег-ученых, посчитавших, что он предоставил им кору обычного пробкового дерева, а мед не лучшего качества собран дикими пчелами. Лишь знаменитый путешественник, исследователь паранормальных явлений Айвэн Сандерсон на страницах книги Курно вступил со «злостными скептиками» в полемику.
«В молодости, бродяжничая в устье Амазонки, я видел и не такие чудеса, — писал Сандерсон. — Что вы скажете о пробковом дереве-гиганте, пропитанном сырой нефтью? На Яве мне показывали бочкообразные деревья, ежемесячно набухающие и трескающиеся от переизбытка в них душистого воска. Что бы вы сказали о дереве, древесина которого – самое настоящее вяленое говяжье мясо? Я разбирался со всем этим. Склоняюсь к тому, что все эти деревья — отнюдь не деревья либо деревья частично. Они, получается, гораздо ближе к животным, существовавшим на планете, когда на ней формировались разные формы жизни. Сами по себе они — аномалии, так же, как аномальны участки суши — ареолы их произрастания-обитания».
