Моего приятеля Костю, выучившегося на инженера — нефтяника, после защиты диплома распределили в Тюменскую область. Ехать туда ему не хотелось. Хотелось остаться в Москве с молодой женой и пойти работать в совместное предприятие.
Были в начале 1990 — х такие конторы, сокращенно — СП. С кем они совместные — никто не знал. Состояли из людей диковинной по тем временам профессии с загадочным названием «менеджер». Занимались менеджеры тем, что продавали друг другу медные кабели тысячами километров, редкоземельные металлы тоннами и списанные боевые корабли целыми флотилиями.
Вот в одно из таких СП и метил Костя. Его уже почти взяли и даже зарплату сказочную по тем временам обещали — долларов двести, а то и двести пятьдесят. А тут — на тебе: распределение. Ехать не хочется, а не поехать вроде как нельзя. Тогда еще следили, чтобы молодой специалист положенный срок на выучившее его государство отработал, потому у не явившегося по распределению могли быть неприятности.
Собственно, неприятности Костю не особо пугали. Не хотелось бросать профессию, которой пять лет учился, но и уезжать из Москвы не хотелось еще больше.
Мы с Константином сидели на лавке возле памятника Пушкину в Москве, курили. Приятель мой рассуждал о всех плюсах и минусах отъезда в Тюмень или же карьеры в СП. По всем пунктам выходило, что СП — вариант куда более выигрышный. Однако «внутренний голос», как выразился Костя, гнал его в места нефтедобычи.
— Извел меня этот внутренний голос, — пожаловался Костя, — талдычит, что все СП скоро медным тазом накроются, а нефть — направление перспективное.
— Ты прямо слышишь его? — поинтересовался я.
— Не слышу, но он мне постоянно на мозги капает!
— Это как же?
— Невозможно объяснить, — вздохнул Костя, — постоянно в голове мысли крутятся, даже ночью. Причем явно не мои мысли… Чужие!
Мне нечего было сказать. Костя меж тем решил покончить со своими душевными метаниями.
— Короче так! Курим по последней. Если за это время вон тот фонарь погаснет — еду в Тюмень, если нет — остаюсь в Москве.
— Ну ты придумал! — возмутился я. — Фонарь погаснет! В них, небось, лампочки каждый день меняют. Ты бы еще сказал — Пушкин с пьедестала рухнет. Не хочешь ехать в Тюмень — так и скажи, а не выдумывай всякую чушь.
Однако Костя был непреклонен. При этом курил как — то торопливо и время от времени бросал взгляд на тот самый фонарь — я заметил.
— Ну все! — приятель отправил окурок в урну и поднялся. — Фонарь горит — остаюсь!
— Подожди, — возразил я. — Ты сказал «курим», а я еще не докурил…
В этот момент фонарь погас. Костя посмотрел на меня как на последнего врага народа. Потом на темный плафон фонаря, потом снова на меня. Он был потрясен. Признаться, был потрясен и я.
После того случая мне не раз доводилось сидеть на Пушкинской площади. Каждый раз я смотрел — не погаснет ли какой из фонарей. Пусть даже не рядом с памятником, а дальше — на Тверском бульваре. Ни разу ни один фонарь не гас. Через неделю после того случая Костя вместе с женой отправился в Тюмень. Он быстро стал начальником главка, потом пошел по административной линии. Сейчас — совсем большой человек, один из руководителей области.
Мы редко видимся, иногда созваниваемся, и Костя всякий раз спрашивает: «Слушай, ну признайся — как ты это с фонарем устроил?» И я всякий раз клянусь, что ничего я с фонарем не устраивал, и всякий раз про себя жалею, что такие штуки мне неподвластны. Эх, если бы я умел такие фокусы устраивать — каких бы я дел натворил…
Михаил ПЕТУХОВ
