О магических знаниях бушменов ходят легенды. В прошлом году под католическое Рождество я сидел в баре «Одетта» в Йоханнесбурге: я часто бываю в Южной Африке по делам нашей фирмы.
Мое внимание привлек высокий колоритный старик, уже изрядно поддатый, но требовавший все новые порции джина с каким-то особенным достоинством. Он жестом пригласил меня за свой столик.
— Ты из Восточной Европы, парень?
— Я из России, — ответил я.
— Меня зовут Винсент Берт Джонсон, но все называют меня просто Док. Я и вправду был доктором, но мне теперь 85, так что сам понимаешь. Слышал про вуду? Так вот наши бушмены покруче будут! Хочешь одну правдивую историю, парень? Из прежней жизни? Мне мало кто верит, но это чистая правда.
Я купил ему двойную порцию выпивки: что-то подсказывало, что история будет интересной.
— Слушаю вас, Док.
И незаметно нажал кнопку диктофона.
Два друга
Ральф Леклерк сидел на пороге своего бунгало на окраине Орландо, небольшого городка в пригороде Йоханнесбурга, с бутылкой отвратительного местного джина и курил трубку. Надо сказать, он уже порядком набрался. Собственно, это была даже не окраина, а последний форпост перед бескрайней саванной. Здесь селились те, кто не боялся диких зверей и бушменов и более всего ценил тишину и одиночество.
— Черномазая образина, сколько можно тебя ждать? — крикнул своему слуге. — Ты что, забыл, что у меня сегодня гость? Смотри, Том: если свинина будет пересушена — не повезло твоей спине.
Том пробормотал что-то на своем наречии, и толстая свеча в его руках тут же погасла. Ральф только плюнул с досады. На самом деле его слугу звали по-другому, но выговорить его имя не было никакой возможности. Леклерк вернулся в бунгало, подошел к календарю, оторвал очередную страничку.
— Что, Ральф, уже нализываешься без меня? — сказал, улыбаясь, вошедший в бунгало мужчина в пробковом шлеме и шортах цвета хаки.
— Эдвин! Старый черт! Помрешь с голоду, пока тебя дождешься! Эдвин ван дер Хейде был его единственным другом, таким же одиночкой и холостяком и таким же потомком голландских переселенцев. Они встречались каждую субботу, и это кроме джина и охоты было единственным их развлечением.
Приятели сели за стол, уставленный тарелками с фруктами, вяленой олениной, безвкусными местными огурцами и овощами, названий которых даже они, истинные буры, не знали. Беседа текла неспешно и, как всегда, перетекла в ностальгическое русло.
— Ральф, а ты хотел бы хоть раз увидеть Амстердам, каналы, ветряные мельницы?
— И не говори, Эд…
Неожиданно в доме погасли все керосиновые лампы.
— Что за черт?
Когда свет был восстановлен, выпили еще по одной.
— Конечно, хотел бы, рыжий черт. Но разве оставишь дом на этих мартышек? Ленивые твари, они только умеют, что спать и воровать!
— Не говори так, Ральф. Это же бушмены, они сильно отличаются от своих соплеменников, у них каждый второй — колдун, и соседние племена даже языка их не понимают.
Золотой амулет
В этот момент в комнату с подносом дымящегося мяса вошла жена Тома Донна в старых брюках Ральфа и его же выгоревшей на солнце ковбойке. На ее груди висело нечто, поблескивающее в свете ламп.
— Амулет!- воскликнул Эдвин.
— Ха, дружище, в этом доме все принадлежит мне!
Когда женщина ставила поднос на стол, Леклерк попытался схватить украшение. Женщина испуганно залопотала что-то по-своему, но мужчина дал ей пощечину и все-таки завладел амулетом. И тут же повесил его себе на шею.
— Пошла вон, черная крыса!
В этот момент в дверях появился Том.
— Масса Ральф, масса Ральф! — он упал на колени и протянул руки. — Не делать, не делать! Плохо, плохо!
Он потянулся к украшению.
— Убирайтесь оба!
Том взял за руку жену, и они на подгибающихся ногах вышли. И снова все лампы погасли.
— Да что ж у тебя такое, Ральф? Дай я сам подкручу фитили! Ральф рассматривал свой трофей. По форме и размеру он был вроде развернутой детской ладони и висел на тонком кожаном ремешке.
И с одной, и с другой стороны вещица была вся покрыта непонятными письменами и рисунками. Там были изображены диковинные животные и какие-то уродцы — не то люди, не то деревья. Веса амулет был внушительного.
— Чистое золото! Богом клянусь! — заплетающимся языком сказал Ральф.
— Да откуда у них золото? Если б его здесь можно было намыть хоть унцию, — вздохнул его приятель. — А вообще-то ты зря его надел. Черт знает, что он с собой несет. Вон, помнишь Толстого Дерка?
Он нашел в саванне слоновый бивень с какими-то узорами и повесил у себя над гамаком. И дом у него через два дня сгорел. А сам он онемел. Впрочем, он и раньше не мог сказать ничего путного.
Друзья посмеялись. Они выпили еще и еще, потом обнялись, и Эдвин, пошатываясь, пошел в свой джип. И на прощание сказал:
— А побрякушку эту ты все же сними, Ральф, все равно красоваться тебе не перед кем!
Ральф собрался было идти спать, но внезапно вспыхнувшая обида изменила его планы. Он взял висевшую на стене плетку и направился в соломенную хижину, где жила семья Тома.
Отдернул циновку и вошел, осветив испуганных Тома, его жену и двух детей.
— Ну что, обезьяны, забыли, кто здесь хозяин?
Он взмахнул бичом и нанес первый удар. Донна закричала, а Том попытался закрыть своих домочадцев телом.
— Вот тебе, вот тебе, — плетка свистела в руке Леклерка, — будешь знать, как перечить хозяину!
Скоро силы его оставили, он вернулся в бунгало, не раздеваясь, рухнул в гамак и захрапел.
Донна попыталась смазать следы от плети на спине мужа соком нкабо из выдолбленной тыквы, но он остановил ее.
— Они пройдут сами, — сказал он по-бушменски, — дай мне ич-чу-корба!
Она покорно достала из плетеной корзины черные сланцы, каждый из которых был украшен крошечным черепом полосатой мыши. Муж, абсолютно обнаженный, облачился в диковинную обувь.
— Жди меня здесь!
Магия бушменов
Первым делом он зашел в бунгало, бесшумно двигаясь и точно ориентируясь в темноте. Ловко снял амулет, висевший на груди Ральфа, и надел на себя. На улице посмотрел на звездное небо и факел у колодца. Тот тут же погас. Том закрыл глаза и начал петь. Хотя пением это было назвать трудно.
Скорее какой-то заговор, переходящий в звериный вой, с отдельными словами на щелкающем бушменском языке. Мужчина начал ритмично раскачиваться, а потом невероятной притоптывающей походкой стал обходить бунгало. Он мотал головой и трясся, и его круги становились все быстрее, а движения — все конвульсивнее. На девятом круге он рухнул без сил. Но через пару минут поднялся.
— Донна, мы уходим.
На спине Тома не было и следов рубцов от плети. Он снял ич-чу-корба и положил их в корзину. Дети взялись за руки, и все вместе они пошли в саванну.
На мгновение Том оглянулся: над его хижиной постепенно занималось пламя. Через три дня к бунгало Леклерка приехали молодой доктор Джонсон, сержант Виттеманс и двое туземных солдат.
Они заглянули внутрь — их встретил жуткий смрад и тучи мух. Леклерк лежал в гамаке, хотя узнать его было трудно: вместо лица — нечто вроде львиной морды, все тело покрыто жуткими струпьями, пальцы на руках отсутствовали. Он хотел что-то сказать, но только замычал.
— Проказа! — закричал доктор. — Все — отсюда! Сержант, давайте канистру!
Через минуту бунгало вспыхнуло, а джип на всех парах несся прочь. Один из бушменов шепотом сказал другому: «Танец смерти!»
Мнение:
— Нельзя брать без спроса и тем более силой отбирать чужие амулеты — это может привести к тяжелым и самым непоправимым последствиям. Любой амулет накапливает и держит в себе энергетику человека, который его носит, а в случае, если он специально изготовлен для кого-то конкретно, между ним и владельцем возникает очень крепкая связь.
Каждый амулет заряжен на определенные цели — на удачу, на защиту от несчастий, разорения и т.д.
И если он попадает в чужие руки, то начинает работать «наоборот», то есть старается избавиться от похитителя, и логическим завершением этого противостояния может быть смерть последнего. А вообще, история напоминает об известном принципе бумеранга.
Очень часто шаманы делают обряды на возвращение зла тому, кто его причинил. Скорее всего, в данном случае имел место именно такой ритуал. Это сильная магия, тем более что она работает в унисон с естественными законами Вселенной.
